ТОТАЛЬНОСТЬ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО НАСИЛИЯ
Внимание: в тексте есть сцены насилия над детьми; если вы к этому не готовы, предлагаю воздержаться от чтения
Эмоциональное насилие тотально окутывает нашу жизнь. Если вы откроете любой паблик в соцсетях или ролик на Ютубе, через один увидите комментарии с нападками на личность автора, советами, как ему лучше, оценкой внешности, умственных способностей, стиля одежды и всего, до чего дотягиваются комментаторы. Когда я впервые зашла в Инстаграм, в ужасе закрыла. В комментариях аккаунтов с большим количеством подписчиков взрыв токсичности. Авторы это даже не чистят, бесполезно, на месте удаленных комментариев появляются новые. По ТВ, из любого СМИ льется эмоциональное насилие. Оно повсюду, начиная с детства.
Мне 4, я в детском саду, тихий час, воспитательница злым голосом: «Чего не спишь, ну-ка быстро спи, не то сейчас силикатный клей принесу и глаза заклею, или хочешь, чтобы я их зашила?». Я не знала, что такое «силикатный», но звучало это устрашающе. Я замирала, притворяясь спящей, и лежала зажмурившись, пытаясь посматривать сквозь подрагивающие ресницы, нет ли в руках воспитательницы клея или иголки. Это особая пытка: лежать с закрытыми глазами, от страха не в силах подсмотреть, что твой мучитель сейчас делает и чего ожидать дальше.
Школа, мне 8, захожу в свежевымытый коридор, в спину — злобный крик технички: «Куда прешься, слепая, что ли, сейчас получишь мокрой тряпкой». Мокрой тряпкой не хотелось (а техничка могла), я стояла оцепеневшая: бежать от нее со всех ног по мытому или идти назад, имея все шансы получить половой тряпкой.
Средняя школа, массовый медосмотр в актовом зале. Девочки с одной стороны ширмы, мальчики — с другой. Всем сказали раздеться до трусов и построиться. В 13 силы дать отпор уже появляются, и мы отказываемся строиться, за что нас стыдят и шантажируют плохими оценками. В итоге в актовый зал приглашают по одному, там вереница врачей, которых нужно обойти. Я в трусах, прикрываю грудь руками, хожу от одного врача к другому, на что получаю: «руки убрала, нашла что прятать».
Директриса нашей школы могла схватить в коридоре за воротник и стереть с губ старшеклассницы помаду. За кофту могла утянуть в туалет и заставить умываться. Девочку, опоздавшую на прием в октябрята на пять минут, назвала «недостойной этого гордого звания и позорящей честь школы». Девочка пошла топиться в бочке с водой, стоявшей в туалете. Вытянули. Но в октябрята так и не приняли.
Да, были и бережные воспитатели и учителя. С любовью и трепетом вспоминаю учительницу русского и литературы, которая расплакалась, читая стихотворение о войне. Тогда для нас, пятиклассников, это стало шоком — плакать можно? И это не стыдно? Но большинство учителей были токсичными, использующими эмоциональное насилие и шантаж. Этим были пропитаны детский сад, школа, институт.
Будучи детьми, мы даже не подозревали, что все это — насилие. Считали его нормой, ведь у всех так — значит, так устроен мир. Хихикали, вырываясь их рук схватившей директрисы, а у нее в руках оставались оторванные с тканью пуговицы. Дома почти у всех нас тоже хихикали от того, что таки удалось вырваться. Для меня все выглядело веселой шуткой и давало понимание, что хватать, унижать — норма. Что с нами, детьми, так можно. Насилие в моем детстве было повседневностью и не считалось чем-то страшным. Угрозы за двойку подстричь налысо или отправить голышом в школу были привычными. Просто повседневная жизнь.
Многих моих одноклассников дома еще и били. Это были не хлопки и тычки, а планомерное хладнокровное избиение. Ремни и провода, которыми били, лежали на видном месте в качестве устрашения. Об этом мы тоже хихикали, когда одноклассник говорил: «Как смешно, я спрятал от матери ремень, что же она теперь будет делать». Его били по любому поводу, поэтому он развлекался, как мог. Что бы он ни сделал, его все равно изобьют.
И была отдельная категория детей — до которых родителям не было дела. Их просто эмоционально игнорировали. Пока родители выясняли отношения между собой или сутками были на работе, дети находились в эмоциональном вакууме. Их не любили и не не любили, к ним эмоционально относились никак. Их тело одевали, отводили в школу, но все это сопровождалось эмоциональной пустотой. Функциональный подход, как к куколке, которая не имеет чувств и эмоций.
Также непросто было тем, кто жил в эмоциональном отвержении. Когда ребенку планомерно внушали, что таким как он — быть стыдно. Что он не в порядке.
Эмоциональное насилие было частью моей жизни и продолжает оставаться и по сей день. Потому что многие мои ровесники физически выросли, но внутри остались теми маленькими детьми, которых унижали или отвергали, били, и которые и до сих пор считают это нормой. Они продолжают жить внутри модели токсичного мира, и уже сами же его воспроизводят со своими детьми и окружающими.
Наши дни, супермаркет. Я прошу продавца принести со склада закончившийся товар. Он вздыхает, смотрит на меня секунд 20, закатывает глаза и идет ооочень медленно, всем телом демонстрируя возмущение. Или: ищу офис в большом здании, охранник на этаже делает суровое лицо: что вам здесь надо, чего пришли? Или: прихожу в рабочее время в гос. контору, работница курит на улице, разговаривает по телефону и пьет кофе. Я вежливо интересуюсь, когда она планирует вернуться на рабочее место, на что получаю ушат эмоционального насилия. Все те дети, которых пугали заклеенными глазами, выросли, и сами начали пугать других.
Сейчас мы с мужем в другой стране, недавно зашли на вечерний пляж, только расположились, как навстречу идет улыбчивый охранник: сэр, мисс, извините, но пляж уже закрыт. Приходите, пожалуйста, утром. Мы с мужем уходим, по пути перебрасываемся с охранником парой фраз о дивном вечере и красивой лунной дорожке на воде. Расходимся улыбаясь.
Пока шла, как в фильме на обратной перемотке вспоминала консьержа в здании, который говорил с улыбкой и сожалением: мисс, мне жаль, но я не могу пропустить вас без подтверждения. Попросите, пожалуйста, чтобы вас встретили или наберите встречающего, вот телефон. Охранников в супермаркетах — улыбчивых ребят, которые помогают найти нужный выход или отдел. Любых других работников, которые не приносят в коммуникацию насилие и, наоборот, делают все, чтобы общение проходило легко.
Это новые интересные ощущения, когда незнакомый собеседник в рабочую коммуникацию не приносит личное, тем более насилие. Конечно, и в моей стране люди разные, последнее время появляется много осознанных и деликатных, но я сейчас об общем эмоциональном фоне общества. Здесь, если мы решаем деловой вопрос, то занимаемся только делом. Смол токи на уровне «мисс, какая дивная погода», конечно, есть, но не могу представить, чтобы незнакомый демонстрировал мне мою не-окейность стыжением, устрашением или чем угодно другим.
Деловая коммуникация очищена от личностного. Это позволяет решать вопросы быстро, вычленять основную проблему и разбираться с ней в модели «ничего личного», при этом допустивший ошибку не чувствует себя плохим. Эмоции есть, но они деловые, плана: «о, мисс, это моя ошибка, сейчас мы ее устраним, приношу извинения за неудобства». Равно как и я спокойно признаю свои ошибки. Здесь все спокойно к этому относятся и не проваливаются в стыд (во всяком случае, не демонстрируют визуальных составляющих).
Мне комфортно, что слово «нельзя» здесь означает просто нельзя, без попыток стыдить, без «жжжженщина, вы что, не видите, туда нельзя». Ошибка — это просто ошибка, давайте ее просто исправим, без закатывания глаз, долгих взглядов и «ну как можно было этого не знать». Это совершенно другая парадигма, в которой коммуникация очищена от попыток словесно укусить.
На этих двух примерах можно проследить модели, по которым строятся эти кардинально разные виды общения:
- модель 1, токсичная: деловое послание (туда нельзя) + негативно окрашенный посыл или эмоция, говорящие о вашей не-окейности (куда идешь, не видишь, что ли, ум же надо иметь). Коммуникация строится в плоскости «нравоучающий родитель — нашкодивший ребенок». Из роли нравоучающего добавляются: стыжение, гнев, агрессия, раздражение. Тот, кого ставят в роль ребенка (если он не обучен психофитнесу), чувствует ответный гнев, или стыд, или страх, или желание защититься агрессивным выпадом. Такая коммуникация вредит делу. Само дело может оказаться погребенным под эмоциями от нападения и защиты.
- модель 2, здоровая: просто деловое послание, без сторонних эмоций (туда нельзя). Либо с легкой позитивной эмоцией (сожалею, что нельзя, приходите утром). Коммуникация в плоскости «взрослый — взрослый». Дело ставится на первое место и немного полируется смол токами для поддержания контакта.
Как быть, если вы внутри токсичной коммуникации
Если вы в роли того, кто посылает токсичную коммуникацию, скорее всего, без работы с психологом будет непросто освоить здоровое общение. Потому что все ваши токсичные послания не на ровном месте появились, а в результате планомерного нарушения ваших границ. Когда человек не чувствует своих границ, он и чужих не замечает. Если он в свою окейность не верит, он и другим шлет послания об их не-окейности. У такого человека размыта внутренняя позиция «взрослый», в арсенале есть только «родитель» и «ребенок». Психолог поможет освоить окейность, личностные границы и дорастить внутреннего взрослого. На базе этого изменится и рабочая коммуникация, перейдя во «взрослый — взрослый».
Если вы в роли получающего такие послания, вы можете научиться разделять коммуникацию на две части: деловое послание и личностный вклад говорящего. Например, «женщина, вы что, не видите, туда нельзя, ну ум же надо иметь». Деловое послание — «вход запрещен». Личностный вклад говорящего: «вы глупый человек (вы не окей)». Из недавних комментариев к одному из моих постов: «я не согласен, нормальный психолог такого не скажет». Деловое послание — «я не согласен», личностный вклад: «вы ненормальный психолог (вы не окей)».
Следующий этап — осознать, что человек говорит не с вами, а «об вас», об этом писала здесь: https://sypachevskaya.com/article_14. Это его способ коммуникации, он так организует свою жизнь и общение. Вы просто попали в поле его зрения, и вы не в силах исправить взрослого человека, не в силах доказать ему свою окейность. Если у него проблемы с границами и самопринятием, одной фразой вы ничего не измените. Поэтому оптимальный вариант — держаться подальше от токсичных людей. Если такой возможности нет, например, вы пришли в гос. контору за бумажкой, полезно держать в голове модель «деловое послание + эмоции говорящего», разделять это и из позиции наблюдателя не цепляться на крючок эмоций. О позиции наблюдателя здесь: https://sypachevskaya.com/article_8.
Если это сложно, и ответная эмоция захлестывает, можно обучиться эмоциональному психофитнесу. Это навык не проваливаться в эмоцию, но и не вытеснять, а спокойно за ней наблюдать. И самая глубокая ситуация — когда вы живете в эмоциональном насилии, или работаете в коллективе, где есть эмоциональное насилие. В таком случае оптимальный вариант — работа с психологом. Потому что там могут потянуться многие ниточки, вплоть до смены работы, выхода из отношений и прочих кардинальных изменений.
---------
А вам знакома эта тема? Одно время мне казалось, что это у меня специфическая выборка. Но я сменила три школы в двух странах, закончила несколько учебных заведений, но везде картина с насилием была плюс-минус схожая. Общаясь с соотечественниками из разных стран, тоже получаю плюс-минус схожую картину. От этого становится не по себе, насколько эта тема глубока. Каждый год в день защиты детей я удивляюсь: от кого мы их защищаем?
Юлия Сыпачевская, онлайн-психолог